лично меня рассказ шокировал
– Ань, привет, это я!..
…Нет, всё в порядке…
…Почему тебе показалось, что я расстроен? Я не позволил бы себе говорить с тобой в таком состоянии? Ты такая внимательная – сразу заметишь это, будешь переживать…
…Нет, всё хорошо, правда!
Человек, державший телефонную трубку, смотрел в пространство и слегка улыбался, – так делают многие, разговаривая по телефону. Некоторые, не отрываясь от долгого разговора, любят заниматься чем-то: смотреть телепередачу, поглощать еду... Он и сам нередко делал так раньше. Но только не тогда, когда его рука набирала этот номер, заученный наизусть ещё лет пять назад. В такой момент время останавливалось, и он уже не замечал движения стрелок на часах; если бы вечер сменился ночью, а ночь – утром, он не заметил бы и этого. Но на другом конце провода тоже был человек, и с его интересами необходимо было считаться.
На вид ему было лет двадцать пять. Точнее, можно было бы дать, если бы не несколько совершенно неуместных морщин под глазами. Откуда они взялись, знал только он сам, но предпочитал не думать об этом. А еще не любил рассматривать себя в зеркале - отражение всегда такое одинокое... Другое дело - фотографии.
Например, вот эта, которая стоит на полке: он с другом Костей на речке, им по двенадцать. Солнце не печёт, а светит, озаряя водную гладь, его блики отражаются от лёгкой ряби на воде и сверкают, поднимаясь всё выше и выше. Ветер, рождаясь на востоке вместе с солнцем, провожает солнце везде, а может, летит впереди, как будто крича: «Встречайте нас, ждите нас, освобождайте для нас место в ваших душах!». Наверное, с тех пор он и полюбил ветер, ждал его. И душа всегда была открыта ему.
А вот другая, совсем старая фотография: он с родителями встречает Новый Год. Ему шесть лет, он уже не верит в Деда Мороза, но искренне радуется, когда отец, надев ватную бороду, приходит с подарками. Первый подарок маме, он завёрнут в пакет с кремовыми розами. Второй – большой, тоже в красивом пакете – сыну. Что это был за подарок? Кто знает. Давно это было. Не разглядишь.
На столе, рядом с телефоном, стояла фотография, которая радовала его, едва он вспоминал про неё. Он хорошо помнил, где был сделан этот снимок – в небольшой роще за городом. Небо было облачно, но солнце все равно пробивалось – конечно же, ветер не мог не позаботиться о том, чтобы время от времени расчищать дорогу своему спутнику. Небольшая поляна, окружённая берёзами, и два счастливых человека – молодой человек держит на руках смеющуюся светловолосую девушку, и на фотографии видно, какие зелёные у неё глаза. На обратной стороне подпись – 2001 год. Уже прошло больше четырёх лет, и они вместе побывали во многих местах, но эту рощу запомнят навсегда. Навсегда. Много ли это?
– Анечка, если я скажу тебе кое-что, ты не будешь сильно ругать меня? А вообще, ругай, сколько хочешь. Главное, не расстраивайся…
…Да нет, я ничего не натворил…
…Уже неделю каждый день собирался тебе это сказать, но всё откладывал. Такое дело... Я бросил работу.
Его лицо чуть напряглось – он с явным беспокойством ожидал ответа.
– Понимаешь, не мог я там оставаться. Всем что-то от меня нужно, суета, шум... Я устал. Но, честное слово, это временно. Я найду работу!..
…А может, и не надо искать?..
…Нет, ты не поняла, послушай - как ты думаешь, я бы смог работать как композитор? Когда-то я писал музыку. И для тебя писал. Помнишь мелодии, что я наигрывал на старой отцовской гитаре?..
Напряжение разговора постепенно сходило на нет, и он вновь улыбнулся, вспомнив пару наивных песенок, написанных для любимой. Взгляд упал на диск Фрэнка Синатры, стоящий на полке среди остальных. Конечно, те песенки были большей частью плагиатом Синатры, но ведь не это главное!
– Да. Конечно, ты права, я буду искать…
...Да-да, разумеется. Ты всегда находишь самые нужные слова. Спасибо тебе. Кстати, завтра я схожу кое-куда, а потом расскажу. А сейчас уже поздно.
На улице давно стемнело. Стоял ноябрь, холодный ноябрь с его ночными заморозками, мокрым снегом и северным ветром. Природа меняла облик, меняла характер и темперамент, чтобы потом вернуться к прежнему и, как всегда, замкнуть вечный цикл.
– Так не хочется вешать трубку, но смотри, как темно на улице, а ведь завтра тебе в институт. Скоро сессия, и тебе нужно хорошо высыпаться…
…Уже четвёртый курс – поверить трудно! Ведь ты только что была на первом! Хотя, мы и познакомились вроде бы недавно, а уже пять лет прошло! Ладно, что мы тут со своими воспоминаниями, как старики... Спокойной ночи, Ань. Я люблю тебя.
Он повесил трубку на старый телефонный аппарат, посидел несколько секунд в той же позе, затем встал и прошёл на кухню по узкому коридору. Чайник начинал шуметь, вскипая, а он думал о разговоре. Сколько всего хочется сказать, и как мало для этого слов. Хотя, многое она понимает и без них.
Ему снова будет трудно уснуть. Раньше по ночам его беспокоили разные мысли, не дававшие спокойно отключиться от реальности и отдаться в заботливые руки сна. Сейчас их становилось все меньше, но бессонница не проходила. Она ждала своего часа, подкрадывалась из-за угла, хватала и держала в своих цепких лапах почти до утра, пока он не впадал в тяжелое болезненное забытье, от которого наутро бывает только хуже... Но это всё неважно. Где есть утро, там будет и вечер. А вечер – значит, Разговор.
На следующий день он вернулся в шесть, как всегда, преодолев последние двести-триста метров до дома медленным прогулочным шагом. Он снял шапку и наслаждался тем, как ветер треплет его волосы. Понемногу голова начала кружиться, зрение затуманилось, как после нескольких бутылок крепкого пива. Под властью ветра мысли слились в один большой поток, и это радовало. Если где-то в этих мыслях найдутся острые лезвия, они смешаются с потоком и не смогут его задеть.
Нехотя зайдя в подъезд и поднявшись на третий этаж, он открыл дверь своей квартиры («как жаль, что здесь нет ветра – нужно открыть настежь окна»). Какая знакомая картина. Знакомая... До боли? Нет, ведь ветер смешает лезвия с потоком… До усталости – может быть, а до боли – вряд ли.
Машинально разувшись, он прошёл в комнату вдоль красивого книжного шкафа. Книг было много, но чаще всего его выбор останавливался на хорошо знакомых, уже много раз прочитанных вещах, остальные благополучно спали вечным сном в духоте квартиры. Он провёл рукой по одной из полок, и в руку легла Библия, корешок которой почему-то выступал. Он наугад открыл её.
"Ибо если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мёртвых, то спасёшься."
Он углубился в чтение, стоя. Говорят, Библию нужно читать ка-ждый день. Впрочем, много чего говорят... И так трудно найти правду, а потом не дать ей затеряться во лжи.
Тем временем, стрелки часов показывали половину восьмого. Обычно он звонил ей в восемь. Подождать ещё полчаса или позвонить? Он вспомнил своё сегодняшнее путешествие и почувствовал, что ему необходимо рассказать ей все. В ту же секунду за окном взвыл ветер, и решение было принято.
– Так сколько исполнилось твоей подруге?..
…Двадцать один – замечательный возраст! Теперь вы ровесницы. А почему ты так рано пришла домой, ведь все остальные остались отмечать?
Она же знала, что ты позвонишь. Ты всегда звонишь в это время – возможно, ветер, пробившийся сквозь щели в окнах, прошептал ему это, а может, он догадался сам. Он почувствовал, что если не возьмёт себя в руки, то его голос задрожит, а ему не хотелось этого.
– Господи, Ань, я бы подождал! Тебе, наверное, хотелось отдохнуть, пообщаться с друзьями.
(«Как же она всё-таки внимательна ко мне. Это ещё надо заслужить! Значит, заслужил».)
– Помнишь, вчера я сказал, что схожу кое-куда?..
…Да, сходил. Я был на кладбище, у Кости. В последнее время много думаю о нём. Ну скажи, чего ему не хватало? У него было всё! Он добивался всего, чего хотел. А помнишь, как он радовался за нас с тобой? Однажды он вдруг без всякой причины сказал мне, чтобы я берёг тебя. Тогда я не придал этому значения, а когда узнал, что он сделал с собой, сразу вспомнил эти слова... Так всегда и бывает – что-то ценить по-настоящему, мы начинаем только тогда, когда теряем – старая истина, но как она верна. Только вот сам себя Костя не уберёг. Но я исполню то, что он сказал. Я буду беречь тебя, моя родная.
Он на минуту замолчал и, вопреки собственному правилу, закурил, не отрываясь от телефонной трубки. Слишком уж непростым был сегодняшний Разговор. Сигареты были дешёвыми, но ему было безразлично, он не разбирался в них, ему просто нравился горько-сладкий запах табака.
– А вы с Костей чем-то похожи. Он тоже понимал всё без слов. Аня, а может, из-за этого всё и произошло? Страшно жить, понимая всё, что происходит вокруг. Наверное, лучше всего просто не видеть дальше собственного носа, это так легко и приятно... И обманывать себя тоже нетрудно, надо только делать это уверенно, чтобы однажды не уличить самого себя во лжи.
Сигарета дотлевала, и он затушил её.
– Думаю, ему хотелось ветра. Представляешь, какой был сильный ветер, когда он летел с шестнадцатого этажа – свистел в ушах, безумно трепал волосы, а он наслаждался этим. Пусть даже эти несчастные несколько секунд... Иногда я слышу в ветре его голос. Он всё ещё просит, чтобы я берёг тебя.
И, будто подтверждая эти слова, в комнату, распахнув форточку, ворвался ветер, поднял со стола бумаги и разбросал их по комнате. Справившись с этой задачей, небольшой вихрь метнулся к полкам, на одной из которых стояла в рамке старая фотография, сделанная на речке. Она качнулась и упала, раздался звон, стекло рассыпалось на множество осколков. Молодой человек с несколькими морщинами у глаз молча смотрел на это (вероятно, в этот момент его собеседница на другом конце провода что-то говорила). Ему показалось, что вместе с рамкой разбилось и нечто у него внутри. Внешне он остался спокоен, и, когда заговорил вновь, голос его не изменился. Было совсем не поздно, и Разговор можно было продолжать... Ещё немного. Ещё хотя бы полчаса.
Вновь село, взошло, и опять начинало садиться солнце, на улице стало холоднее – ноябрь приближался к концу. С утра были облака, а днём ветер унёс их вдаль вместе с дымом от костра перед чьим-то домом. Нынешний день был основательно подпорчен одним неприятным событием, и вновь накопилось многое, что нужно было обязательно рассказать.
В восемь часов (на этот раз не раньше) он поднял трубку и набрал всё тот же номер. Он никогда не слышал там коротких гудков – для него этот номер всегда был свободен. Она всегда ждала его звонка.
– …Очень интересно, Аня. Нет-нет, продолжай, я слушаю тебя. Сначала ты расскажи, а потом уже я…
…Ну ладно, как хочешь. Ко мне приходил один тип с моей бывшей работы – ты его знаешь, я рассказывал тебе о нём. Пришёл без предупреждения, как будто знал, что я дома. Мы сидели и говорили о том, что изменилось после моего ухода. Не то чтобы мне это очень интересно, но надо же было о чём-то говорить. Он сказал, что я странно вёл себя в последние дни перед уходом. Спросил, не случилось ли чего. Я сказал, что сейчас всё в порядке - иногда немного скучно, зато спокойно. И ещё, что я каждый вечер разговариваю с тобой. Я никогда никому не говорил об этом, но ему я доверяю... Ты не сердишься?..
…Да нет, конечно, нет. Ведь в этом нет никакой тайны, правда?..
В горле у него пересохло. На расстоянии вытянутой руки стоял графин с водой и стакан. Он выпил воды, и ему стало легче.
– Он как-то странно посмотрел на меня, когда я сказал о наших разговорах. Почему-то попросил рассказать о тебе подробнее, хотя прекрасно знает тебя. Я столько раз показывал ему наши фотографии, особенно ту, где мы в роще, и я держу тебя на руках. Помнишь?..
…Я показал ему весь альбом, а он все это время краем глаза всё так же странно посматривал на меня. А потом... Представляешь, потом он спросил, не обращался ли я к врачу. Сказал, что мне нельзя много находиться дома, что так и с ума сойти недолго. Я не понял, что он имел в виду. Но меня так задели его слова – сойти с ума... Да с чего он взял?! Я никогда не сойду с ума, это просто невозможно, тем более, когда ты рядом, когда я общаюсь с тобой каждый день! Скорее они там все сумасшедшие – суетятся, всё время спешат...
Он почувствовал, что перевозбудился, как будто даже температура поднялась. Нельзя так расстраиваться из-за одной дурацкой фразы, нужно взять себя в руки.
– Многие лгут, Аня, так много лжи вокруг, и конца ей не видно. Костя это понимал. Вот этот парень из фирмы – как ты думаешь, он лгал или ошибался?..
…Ну, насчёт того, что я схожу с ума. Мне кажется, что лгал. Они все часть целого, часть одной огромной лжи... Поэтому я и ушёл оттуда. Я не хочу больше никуда идти, не хочу ничего искать... Мне и из дома выходить не хочется. Трудно видеть вокруг ложь и сумасшедшие лица. Прости, что говорю тебе всё это…
Его взгляд вдруг устремился вверх, а на лице заиграла странная улыбка. Как будто его осенила внезапная догадка.
– Слушай, а может быть, и насчёт Кости тоже все лгали? Лгали, что он погиб? Возможно, с какими-то целями, понятными им одним, а может и просто, чтобы солгать. Ложь ради лжи – на это многие способны!
Когда он только набирал её номер, его квартира, как всегда, была тихой и пустынной. Но сейчас всё менялось. Ему казалось, что комнату наполняют сотни голосов, каких-то лишних шумов, звуков.
(«Надо будет поставить новое окно – наверное, это с улицы»).
– Я недавно был на нашем месте…
…Ну, на том, где мы всегда встречались – аллея между парком и стадионом. Там ничего не изменилось, всё как раньше. Тихо, светло, и лёгкий ветерок, никогда не покидающий это место. Знаешь, там нет лжи, как и везде, где была ты, и во всем, к чему ты прикасалась… Только ты одна никогда не лжёшь мне. Я знаю.
Он вновь потянулся за графином с водой. Ему пришлось чуть привстать, и он задел плечом полку, на которой раньше стояла фотография, а теперь лежала на полу в куче разбитого стекла – со вчерашнего дня он так и не убрал осколки. Полка дрогнула, и с неё слетел обрывок газеты. Он посмотрел на него - восемнадцатое марта - восемь месяцев она лежит в кипах этих никому не нужных бумаг. В конце полосы хроника происшествий за неделю - рядом с одним из заголовков снимок перевёрнутого автомобиля и девушки, лежащей рядом: на светлых волосах запеклась кровь, руки раскинуты, левая нога неестественно вывернута. Девушка одета в голубые джинсы и зелёную блузку – так же, как на фотографии в роще... Если не считать бесформенных пятен крови.
“Сегодня на улице Гагарина в 20:05 произошло дорожно-транспортное происшествие. Водитель автомобиля марки «Тойота» по невыясненным обстоятельствам не справился с управлением и выехал на встречную полосу. В результате чего произошло столкновение с автомобилем «Ауди», двигавшемся навстречу. Оба водителя с тяжелыми травмами госпитализированы. Имеются жертвы. В результате столкновения погиб пассажир Тойоты – девушка 1983 года рождения. Личности участников ДТП установлены. Ведется следствие”.
Он знал эту статью наизусть. И сейчас, увидев ее, он улыбнулся.
– А помнишь, как все лгали насчёт того случая? В аварии погибла какая-то девушка, и в ней опознали тебя. Глупость! Думаешь, все ошибались?..
…Нет, Аня, они бессовестно лгали! Нет совести у мира, ничего не поделаешь. Но для нас это ненадолго. Как там, в Библии – “И свет во тьме светит, и тьма не объяла его”. Мы выберемся, обещаю тебе.
Вскоре он попрощается и повесит трубку.
На следующий день он позвонит ей вновь. Как и всегда, сначала ему придётся выслушать ложь – “Набранный вами номер не существует” – спустя два месяца после той аварии, на местной АТС сменились номера. И только для него номер остался прежним.
Он снимет трубку, наберёт заветные цифры.
Терпеливо выслушает три раза лживую фразу – “Набранный вами номер не существует”.
А потом в телефонной линии, как всегда, воцарится тишина.
И уже никто и ничто не помешает их Разговору.